Яўген Анішчанка
Ля вытокаў паўстання 1794 года
 24 красавіка 1794 г. расійская імператрыца Кацярына ІІ загадала стварыць у Смаленску следчую камісію, якая мелася высветліць паходжанне і ўдзельнікаў паўстання 1794 г. на чале з Тадэвушам Касцюшкам на тэрыторыі Кароны і Вялікага княства Літоўскага (ВКЛ). Праз яе канвеер прайшло каля 100 асоб, што дазваляе скарэкціраваць гістарыяграфічныя ўяўленні аб складзе і мэтах паўстання1.
Найперш, шэраг допытаў паднаглядных не звязвае паходжанне змоўніцкага спісу з актыўнасцю славутага ўжо інжынернага палкоўніка Якуба Ясінскага, хоць адзін з дапытаных — абат аўруцкага манастыра Юзаф Ахоцкі — вылучае ў згуртаванні першых спіскоўцаў маральна-тэалагічны твор пад назвай «Брамін», які прыпісвае Я.Ясінскаму. Сутнасць і змест гэтага твора ўжо раскрыты ў літаратуры2. Супадаюць з гістарыяграфічнай традыцыяй і сведчанні Ю. Ахоцкага, шамбеляна Тадэвуша Паўшы, жытомірскага падкаморнага Тадэвуша Нямерыча аб вузкасці кола змоўшчыкаў (Я.Ясінскі, князь Казімір Сапега, эксмаршал надворны ВКЛ Станіслаў Солтан, віленскі прэлат Ксаверы Міхал Богуш, вялікалітоўскі абозны Кароль Прозар і інш.)3. Маюцца і іншыя абставіны, што дазваляюць давяраць сведчанням смаленскіх арыштантаў, шэраг з якіх змяшчаецца ніжэй.
Некаторыя з іх адзначаюць мабілізуючую ролю самога Т. Касцюшкі ўжо ў снежні 1793 г. шляхам рассылкі агітацыйных лістоў да сваіх мясцовых паплечнікаў. Гэты момант істотны з улікам папрокаў яго ў стрыманасці і проціпастаўленні яму рашучасці К. Празора разам з Я. Ясінскім4. Да прыкладу, літоўскі стражнік, мазырскі падстолі Ян Аскерка гаворыць, што ўжо ў лістападзе 1793 г. у Мазырскім павеце з’явіўся універсал Т. Касцюшкі з заклікам да ўзброенага згуртавання і што менавіта К. Прозар праяўляў пры гэтым залішнюю скрытнасць і спадзяванні на канспірацыю. Практычна ўсе дапытаныя вылучаюць К. Прозара ў якасці галоўнага каардынатара і арганізатара канспіратыўнай сеткі ў ВКЛ і ў памежных валынска-кіеўскіх ваяводствах. Ягонымі сувязнымі называюцца найчасцей ад’ютант і сакратар Амількар Касінскі і жытомірскі земскі суддзя Антон Вячфінскі.
Прыведзеныя дакументы паказваюць, што ініцыятары паўстанцкай змовы не абмяжоўваліся, як гэта прынята лічыць, надзеяй на адну рэвалюцыйную Францыю, што яны планавалі адначасовае і сумеснае выступленне ў Польшчы, Маларосіі і Беларусі, што рухавіком паўстання яны адразу ж абралі войска, вакол якога мелася згуртаваць цывільныя колы шляхам складкі грошай і падпіскі надзейных членаў. Пэўнае месца сярод такіх асяродкаў павінна была заняць Пінская брыгада, якая дыслакавалася пад Жытомірам. К. Празору адводзілася месца галоўнага водцы ўзброенымі сіламі ў ВКЛ і на акупіраваных Расіяй тэрыторыях, хоць Т. Паўша адзначае, што яго меркавалася паставіць усяго толькі намеснікам калішскага ваяводы Ігната Дзялынскага ў гэтай якасці. Цікава і тое, што сфарміраваныя пастарункі ў выглядзе дыверсійных атрадаў прадбачылася паслаць калонамі на адваёву захопленых зямель. Верагодна, што дыверсійнымі рэйдамі спадзяваліся ўзбудзіць паўстанне на анексаваных тэрыторыях без планамернай яго падрыхтоўкі там. Пры ўсіх нязгодах паміж сабой адносна спосабаў згуртавання, першыя спіскоўцы сваімі мэтамі ставілі вярнуць страчаныя пасля падзелаў Рэчы Паспалітай тэрыторыі, узнавіць канстытуцыю 3 мая 1791 г. і склікаць перапынены інтэрвенцыяй 1792 г. сейм 1788 – 1792 гг. для працягу сацыяльных рэформ.
Змешчаныя ніжэй сведчанні ясна вылучаюць тры моманты ў падрыхтоўцы паўстання 1794 г. У любым выпадку яно не планавалася на шляху непасрэднага запазычання французскага радыкалізму з яго крывавымі сцэнамі. У асяроддзі першых змоўшчыкаў з самага пачатку існавалі супярэчнасці паміж прыхільнікамі канспіратыўнага спісу і больш шырокага сацыяльнага саюзу. Нарэшце, безумоўным лідэрам паўстання ў ВКЛ прадбачыўся К. Прозар, з чаго вынікае, што Я. Ясінскі трапіць у кіраўнікі толькі пры пэўных акалічнасцях.
Усе дакументы змяшчаюцца ў адпаведнасці з арфаграфіяй таго часу пры скарачэнні тых месц, якія не ўяўляюць цікавасці для вызначэння абставін падрыхтоўкі паўстання 1794 г. у ВКЛ.
№ 1 Са сведчанняў абата оўруцкага базылянскага кляштара Юзафа Ахоцкага аб планаванні супольнага паўстання ў Кароне і Літве (5 кастрычніка 1794 г.) ...в декабре еще месяце прошлаго года показывал Вечфинской, которой был ему приятель и уже умер, письмо полученное от Костюшки такого содержания: «Редкий гражданин! Я знаю приверженность твою к Отечеству.
Можно еще возстановить оное, ежели соединимся все. Ожидаю ответа. Тадеуш Костюшко». Сие письмо Вечфинской получил от Прозора, обознаго литовскаго, которой и в новоприобретенных областях российских имеет деревни, и склонял его неоднократно, как своего приятеля, чтоб взялся произвести в дело подписки о денежной складке и вооружении обывателей, а после давал ему и манифест, в Польше составленной, без числа будто и без подписания, содержащей в себе возражение на забрание края в противность тарговицкой и гродненской конфедераций, чтоб объявить оной между жителями. Но он будто ни на то, ни на другое, ни тогда, ни после не согласился...
...По смерти же Вечфинскаго, чему надлежало случится в марте, будучи в монастырской деревне Шепелицах, получил он на имя Вечфинскаго пакет, в котором нашел четыре письма, надписанные генерал-майором окружному и линейных войск, и, распечатав одно, читал в нем следующее: «Теперь провидение представляет нам благоприятный случай возстановить наше Отечество. Соединяйтесь, достойные соотечественники, приведя себя на память наших предков. Я буду предводительствовать вами и не пощажу ничего, ни трудов, ни собственной моей жизни. Т. Костюшко». На сии письма, не делая из них сам никакого употребления, отдал он Бернацкому будто с тем, чтоб он их сжег. Против чего Бернацкой на очной ставке уличал Охоцкаго, что, может быть, и сказал он, что лучше сжечь, но промолвил при том — делай с ними, что хочешь. Однако, думает Охоцкой, что Прозор и Вечфинской, ежели бы сей не умер, были теми начальниками, коих именовал Костюшко...
...Прозор и Вечфинской, действуя совокупно, употребляли еще Косинскаго ради склонения как панов, так и новоподдавшихся России польских войск в свое единомыслие и для того сперва сам Вечфинской, которой ревностно старался о конфедерации, когда жив был, а потом Косинской ездили в Украйну и, как слышал от Косинскаго, имели успех в склонении на свою сторону новоподдавшихся бывших польских войск. С помощию их открылась бы конфедерация в кордоне российском, ежели бы Костюшко не ускорил вызывом своим оных за границу, а потом не приняты были меры оставшихся за побегом от пределов внутрь земли, отчего самаго и обыватели остались спокойными. Косинской показывал ему сочинение печатное под имянем Брамина, в коем описывалась братская связь индейцев и способ узнавать сообщника своего, показывая червонец и сжимая его между двумя пальцами. И тут же упоминалось, чтоб каждой прозелит или вновь обратившийся подговорил к себе верных и искренних по крайней мере четырех человек и убивал того, которой бы вздумал изменить. Во оном же сочинении содержалось и о цыфрах, чтоб каждой мятежник присвоил себе какую-нибудь одну, дабы по оной знать его можно, а в переписках между собою уговорено было, как он слыхал от Вечфинскаго, употреблять слова: вместо войск — документы, вместо обывателей — свидетели, в кондесенции (срод суда польскаго), вместо пуль горох, вместо пороху крупа, вместо пушек карцы (мера польская). А в дополнительных показаниях своих придал еще и сие, что в Литках спрашивал его Косинской — имеет ли он, Охоцкой, браминово сочинение? И когда ответствовал, что оное сжег, то говорил ему — неужели вы хотите нам изменить и ежели так, то вы опасны в своей жизни. Причем разсказал о случившемся в Литве произшествии, что одного хотели убить и что он спас себя только учиненною вторичною пред евангелием клятвою. И Охоцкой будто потому переписал большую часть Брамина, котораго притом Косинской толковал порутчику Копецу.
Косинской сказывал ему еще в исходе генваря, что Прозор, с коим Охоцкой так же, как и с Вечфинским, жил дружно, поехал в Дрезден к Костюшке для условия конфедерации. Потом, когда возвратился Косинской от Дзялинскаго, то объявил, что видел у Дзялинскаго таблицу символическую для употребления слов иносказательно, что в пользу конфедерации польской дадут французы помощь, что России объявлена война от турок и шведов, что конфедерациею управлять будут именитые люди, что между тем носились уже в народе слухи о Костюшке, коего считали быть в немецкой земле, либо в Риме или же в Саксонии, также и о войне России с турками и шведами, а притом происходил и ропот о том, что обыватели, будучи подвержены голоду, долженствовали давать содержание российским войскам.
Сверх того признался, что дважды пересылал письма между Вечфинским и Прозором, что ведал о конфедерации, но не донес их сожаления о своих земляках и их опасности, чтоб не был убит по содержанию положеннаго в сочинении Брамина условия и потому, что Вечфинской уже умер, что Косинскаго представлял Богушу, старосте любецкому, дополнения после, что при сем случае Косинской назывался секретарем коронного казначейства и что Богуш, охраняя себя и иных в том, что знал о возмущении, говорил ему, Охоцкому, чтоб ни о ком не сказывал и о поезде Косинского в Украйну писал Прозору, что одинажды сам подписался к нему вместо подлинного имяни Аллегро, что получил из Варшавы в феврале месяце газеты и со оными письмо Прозорово, где вместо его имени подписано было «Агафья» такого содержания: будто король выехать хочет из Варшавы, только его не выпускают, будто войски российские хотят завладеть арсеналом, а польския будут распущены, только оныя не допустят себя обезоружить и будто многие обыватели взяты под караул, что письмо сие, вместе с газетами, показывал он и обывателям, но что прочих прозоровых писем, которые получал от Прозора, Вечфинскаго и Костюшко, не объявлял никому и все оные тотчас жег, кроме отданных Бернацкому. Так же к подпискам о выборе между обывателями начальника, о вооружении их и о зборе денежном не приступал, сколько о том ни просили и не убеждали его Прозор, Вечфинской. А по смерти последняго Косинской, которой, как после в дополнительных своих показаниях Охоцкой объявил, убеждал его и так: что виленской прелат Богуш более 10 000 собрал, а вы не хочете делать складку, и в том шлется на всех обывателей Овручскаго повета.
...что в письме Косинского, чрез Бернацкого доставленном, чернилами писано о приискании ему какого ни есть в повете владения, а молоком, что с трудностию мог разобрать, писано, чтоб он приложил старания о складке и что Мадалинский зделал конфедерацию и имеет слишком десять тысяч войска, что Костюшкины письма отдал он Бернацкому и приказал сжечь, сказав о чем ему самому, брату его, а потом напомянув и не знавшему о сих письмах шембеляну Павше, чтоб были сожжены, обязав его, последнего, при выезде своем в Несвиж просьбою, дабы нарочно побывал у Бернацкаго и ежели еще те письма не сожжены, чтоб непременно сжег.
Что при отдаче ему Оскиркою писем из Литвы от Костюшки и от Прозора оставил Оскирка у себя одно и, списав с наставлениями копию, прочия отдал ему. А когда спрашивал у Оскирки, что со оными делать, ибо Вечфинской умер, то сей отвечал: что угодно и отдайте кому угодно. Итак, из копий списал он, Охоцкой, якобы одну кратчайшую, в которой, сколько может припомнить, было сказано, чтоб рапортовать сколько польскаго войска, сколько российскаго и сколько амуниции, а о месте, куда рапортовать, после дано будет знать. На революцию же обещано 12 000 червонцев, но неизвестно откуда. И после того Охоцкой, будучи в нетрезвом состоянии, как в дополнительных своих показаниях объявил, послал копию с одного письма Костюшкина без инструкции и ради однаго только любопытства в Чернобыль к приору доминиканскому Силичу, которой бывал у него в деревне Шепелицах.
О шембеляне Тадеуше Павше объявляет, что не уговаривал его к принятию ни тайны о конфедерации, ни письма Костюшкина ни чин поветоваго генерала майора, но что сей Павша не мог не знать о конфедерации от Вечфинскаго, у котораго часто бывал и с ним переписывался... первое же его письмо одинакого содержания Прозором получено, ибо от него из Хойник был неожидаемо краткой ответ извещающий Охоцкого, что до него дошло уведомление о Дзялинском, о смерти Вечфинскаго и о выступлении бригады (Мадалинского. —Я. А.)...
РДАСА. Ф. 7. Воп. 2. Спр. 2869, частка І. Л. 30–32 адв.
№ 2З допыту жытомірскага земскага рэгента Міхала Бернацкага аб дзеяннях Караля Прозара на Літве пры падрыхтоўцы паўстання (5 кастрычніка 1794 г.) ...что познакомившись с Косинским 25-го марта в Лесовщизне в бытность обоих их у владельцов сего места Павшей, поехал с ним вместе в Варшаву. И тут Косинской сказывал ему, что, будучи употреблен Прозором яко участвующий в польской революции, был он в Украйне у некоторых польских войск, также у Дзялинскаго в Бердичеве и в Радомысле, у подсендковича Вечфинскаго, котораго, нашед умершим, забрал все письма и разные бумаги, Прозором ему писанные, относительно революции. На пути своем к Варшаве обедали они в Овруче у аббата Охоцкаго, которой и он, Бернацкой, просили исправника Охоцкаго о даче ему, Бернацкому, до Варшавы, а Косинскому до Сигневич, деревни состоящей в Литве или города Бресца литовскаго, пашпортов. Почему Охоцкой, таковые пашпорта им написав, под писал и со оными, по засвидетельствовании их находящимся в Овруче майором Лагерсвердом, выехал он вместе с Косинским в Сегневичи, где нашли накануне их прибытия приехавшего Прозора.
Прозор сказывал им, что прибыл из Дрездена или другаго места, обстоятельно не упомнит, что революция начало свое возимела 18-го марта в Кракове, что оная долженствовала иметь вспомоществование от Дании, Швеции, Турции и Франции. Причем Прозор просил его усильнейше, чтоб он как можно скорее возвратился к аббату Охоцкому и, естли найдет там камердинера его, отправленнаго к Вечфинскому, с письмами, то оныя, взяв у Охоцкаго, ежели сей сам не отправил, доставил бы найскорее житомирскому стольнику Гурковскому, у коего Косинской был в доме и коротко ему знаком для того, что он употребит их лучше.
Бернацкой, удовлетворяя просьбе Прозора, возвратился в Овруч и получал от Охоцкаго пять писем Костюшки без надписей, план краковской конфедерации, по которому во всех воеводствах и поветах надлежало произвесть возмущение, и инструкции долженствовавшим быть в воеводствах и поветах генерал-майорам, в которых, между прочим, как после Бернацкой дополнил, содержалось и сие: дабы поветовые генералы приискивали людей к высылке в Малую и Белую Россию для возмущения прежде присоединенных к России жителей, приехал в деревню Молчанову в Браславской губернии состоящую, 18 апреля и отдал оные Гурковскому...
...в бытность Бернацкаго в доме у Прозора сей показывал ему целой лист, исписанный разными фамилиями тех, коим надлежало участвовать в возмущении, но он ни прочитать, ни хорошо его увидеть не успел. Во время же пути его с Косинским, быв у старосты любецкаго Богуша, получил от него, Бернацкой, девятнатцать червоных под видом покупок в Варшаве, но оные должны были обще им с Косинским принадлежать на дорожные расходы для доставления из Сегневич или из Варшавы известия о произшествиях польской революции. Из взятых на дорогу денег от старосты Богуша девятнатцати, отщетна Павши дватцати, от подкоморжаго Тадеуша Немиржича дватцати девяти, а всего шестидесяти осьми червоных, в Сегневичах дано им Косинскому пятнатцать червонцов, потому что от аббата Охоцкаго получил он сам тритцать червонцев.
РДАСА. Ф. 7. Воп. 2. Спр. 2869, частка І. Л. 37–39 адв.
№ 3
З допыту літоўскага стражніка Яна Аскеркі аб верагодных кіраўніках і іх планах паўстання ў Літве
(12 кастрычніка 1794 г.)
...хотя Прозор по знакомству с ним был у него в декабре месяце 1793 года и, обращаясь всегда в Варшаве и в Вильне, имел случай осведомляться о таинственных действиях от тех, которые помышляли произвесть в Польше конфедерацию под начальством Костюшки, однако ж каким образом долженствовало совершится сие предприятие содержал втайне с крайнею твердостию. Вечфинской же, сам ли собою или чрез Прозора обязан был уговорить войски, за кордоном находившияся. Было одно только предположение, а был ли в том успех он, Оскирка, не знает, ибо они секретно между собою о том сносились, не имея веры к тем, которые не соглашались на предприятое ими. Однако в ту пору успех еще был сомнителен, потому что Вечфинской заболел и Радомысле умер, а Прозор, не ведая о смерти Вечфинскаго, плыл лодкою по реке Припяти в свою деревню Хойники. Уведомившись же, что Вечфинскаго уже нет в живых и опасаясь, чтоб не быть пойману российскими войсками, из дому уехал. Причины же укрывательства Прозорова и его предприятий, с кем он, какия имел сношении и был в единомыслии, он, Оскирка, не знает, ибо с ним по прибытии в Хойники не виделся, а вышеизъясненное слышал от Прозора.
...а другое письмо шляхтича Леоновича, уведомляющее его, Оскирку, что в Слуцком повете готово посполитое рушение и третие, писанное от 22-го февраля поверенным ево Кмитою, что многие говорят — уповаем на провидение, означали желание, что бог возстановит опять Отечество и что для того делается посполитое рушение. Слова же о моровой язве, в сем последнем выраженные, знаменовали то, что Россия в предупреждение войны от турок и шведов занимает границы своими войсками. Сверх того, при случае найденной у него речи к обывателям, говоренной им во время бытности его послом от Мозырского повета и конституции 3-го мая, повинился, что Прозор писал к нему, Оскирке, что в Польше произойдет революция и что прошлаго 1793-го года в ноябре месяце ходил по рукам в Мозырском повете письменной Костюшкин универсал, чтоб совокуплялись обыватели для возстановления Отечества и сей универсал получил он, Оскирка, от Прозора чрез почту, а хорунжей стародубовской Ельский писал к нему, Оскирке, о той конфедерации, которую производил Костюшка в Краковском воеводстве и во оной сам Ельской принимал участие.
РДАСА. Ф. 7. Воп. 2. Спр. 2869, частка І. Л. 64 адв.–65.
№ 4
Урывак з допыту оўруцкага падкаморага Тадэвуша Нямірыча аб планах змоўшчыкаў
(12 кастрычніка 1794 г.)
...Косинской, будучи у него, говорил, что Костюшко, Малаховской, Колонтай и Чарторижской уже находятся в Кракове и будут в Варшаве, а в Вильне Прозор, Дзялинской, Еленской, Солтан и Богуш на страсной неделе разпространят революцию во всех местах и когда усилятся обыватели, то оттуда отправятся в Люблин, в Волынь, в Луцк, в Киевское воеводство, в Житомир, Овруч и Мозырь, а обывателям надлежало быть в готовности, что в российском кордоне долженствовали распостранить революцию Дзялинской и Велевейской, что бригады пошли за границу Пинская, Лазинскаго и Кублицкаго и пробились чрез российския войски в польской кордон и что Лазинской, взяв у графа денег на заплату бригаде и обмундирование, оной с ними и войском ушел за границу... Мятежниками же были приняты такия меры, что из котораго города выступило бы российское войско, то обыватели поспешно долженствовали туда прибыв, распространить конфедерацию и избрать начальников. И тайна о сем столь крепко хранилась, что ежели бы и рубашка узнала, то и оную надлежало бы сбросить.
РДАСА. Ф. 7. Воп. 2. Спр. 2869, частка І. Л. 66–66 адв.
№ 5
Сведчанні шамбеляна Тадэвуша Паўшы аб мэтах кіраўнікоў паўстання
(12 кастрычніка 1794 г.)
...ему, Павше, Косинской открыл важность дела о революции, взяв с него клятву, чтоб никому того не объявлял под страхом смертным и показав при том мятежное сочинение имянованное Брамин и записку, писанную Костюшкою к Прозору следующаго содержания:
«Добродетельные граждане.
Соединяйтесь с чувствами честных людей, ибо теперь предстоит случай возстановить Отечество. Костюшко».
Что потом Косинской поехал с ним, Павшею, к Вечфинскому, от него — к Хорошевскому и говорил тут при Пентковском по предложению Косинскаго о складках денежных на подмогу войскам. От Хоржевскаго поехал Косинской с Пентковским к Гурковскому, дабы сей с помощию трех своих братьев, находившихся в военной службе, разгласил в войсках, что 15 марта будут от них отбирать оружие, но чтоб они не отдавали онаго и бежали б за границу, что по возврате от Дзялинскаго Косинской сказывал об нем, что примет над войсками команду вместе с Прозором, что умершей Вечфинской по желанию Прозора ездил для склонения жителей в свой заговор по всему Киевскому воеводству, но кого вовлек в соучастие своего предприятия, о том Павша от него не слыхал. Только известно ему сие, что все те, которые соглашались, должны были дать клятву, что умершей Вечфинской сказывал ему, Павше, что он соглашал к конфедерации из своих знакомых Пинской бригады поручика Копеца, хорунжаго Колбу, житомирскаго судью Дубровскаго, Христофора Чайковскаго, генерала Ерлича, Бержанскаго, подкоморжаго житомирскаго, и Гурковскаго, которого просил при том, чтоб склонял других. Что от него и от Косинскаго слышал он еще о намерении польских мятежников произвесть возмущение не только в новоприсоединенном крае, но в Белоруссии, Малороссии и во всей России...
...после торговицкой конфедерации, когда многие из поляков ушли в Дрезден, начали они там старатся о постановлении плана для всеобщей революции. Князь Адам Чарторижской, Малаховской, бывшей маршалок сейма 1790 года, стольник коронный князь Чарторижской, который был во время сего сейма посланником у прускаго двора, князь Казимир Сапега, бывшей маршалок литовской, генерал Зайончик, Костюшка, Колонтай, Станислав Потоцкой, Солтык, вся фамилия Чарторижских и Малаховских, Ельский и Лядуховской были из первейших в сей работе. А потом пристал к ними Феликс Потоцкой, бывшей маршалок торговицкой конфедерации и дал на вспоможение наличными деньгами пять миллионов злотых, да еще кредитов для получения из голландскаго банка дватцати миллионов. План сей революции состоял в том, чтоб возмущение произвесть вдруг в Кракове, Варшаве, Вильне и в российском кордоне, дабы возстановить конституцию 3 мая и возвратить назад присоединенныя к России и Пруссии провинции. Дрезденской двор содействовал тому сильно, ибо имел намерение саксонскую инфантину браком сочетать римскаго императора с братом, котораго желали учинить польским королем, дабы революции сей сделать постороннее подкрепление. Те польские выходцы, пребывавшие в Дрездене, искали союза в Швеции, Дании, Турции и во Франции и того ради в Стокгольм ездил князь Адам Чарторижской под чужим имянем, которой был и в Лондоне. После же того посылан был туда и другой некта, но его имени не помнит. В Константинополь с начала торговицкой конфедерации поехал молодой человек имянем Аксак, но, по словам Косинскаго, и туда надлежало послать нарочнаго.
Во Францию посылали они Барса, Колонтая и Вейсенгофа и от оной при начале революции надлежало получить на вспоможение осмнатцать миллионов ливров, с которыми присланы будут оттуда два комиссара.
Кто был в Дании о том не слыхал, но о императоре князь Чарторижской отзывался, что то способствует их намерению и для того попустит пятнаццати тысячам венгров совокупиться с поляками и на случай, буде российской двор о том спросит, имел предлогом ответствовать, что они взбунтовавшись и он не имеет способов их усмирить. От турок, шведов и датчан надеялись иметь помощь, и первые хотели объявить России войну тогда, когда в Польше откроется возмущение. А шведы обещали помогать военными снарядами, доставляя их в Польшу чрез Курляндию. Для разпространения сего возмущения в Варшаве учрежден был клуб, в котором были сильнейшими два брата Дзялинских, Лядуховской, Мокрановской и Капустас и от котораго посыланы были нарочные в Париж, в Константинополь и в Стокгольм. А в Россию для возмущения закардованного края — Дзялинской и Прозор.
И сей то самой клуб производил все сношения как вне, так и внутри Польши. Об нем нельзя было не знать барону Игельстрому, потому что был у него под стражею приехавший из Парижа Мостовской, у коего найдены якубинская шапка и пика. По предложению сих мятежников надлежало Костюшке разбить соединенныя войски и тогда в Кракове созвать сейм Малаховскому, Чарторижскому, Сапеге, Колонтаю и одним словом собраться тут всем тем, которые в Дрездене составляли план. Потом Костюшке должно было действовать противу союзных войск, а сейму перейти в Варшаву. И тогда Костюшка, сложа полновластие, зависеть уже от онаго. Дзялинскому ж со своим полком арестовать короля. Но как он опасаясь, чтоб там не взяли его прежде исполнения сего по примеру других под стражу, уехал в кордон российской для произведения во оном возмущения, то относящееся до короля должен был произвести в действо полковник полку Дзялинскаго Гауман.
Чтоб армии Костюшкиной иметь на первый случай пропитание, то император под видом продовольствия своих нидерландских войск приказал заготовить во всей Галиции и выставить на Вислу сто тысяч четвертей разнаго хлеба, которой Костюшко взял вооруженною рукою и дал о том квитанцию, о чем было к нему письмо из Львова под имянем онаго Павши, но не знает от кого. И в сем письме содержалось еще уведомление, что поляки в Галиции берут рекрут будто насильно, но император в том им не препяствует.
Для открытия возмущения в кордоне российском надеялся Косинской на Велевейскаго, Петровскаго, Лазинскаго и Карвицкаго, к которым Костюшка с повелениями своими посылал особо от себя офицера. Косинской сказывал Павше, что Брамин, котораго он показывал, сочинен был Ясинским, полковником инженерным в Вильне, где он, крайчиц Сапега, Солтан, Вовржицкий и прелат Богуш долженствовали открыть возмущение, что молодому Косинскому надлежало быть генералом при мятежных польских войсках в Кракове, что знатнейшие из поляков для условия о возмущении съезжались на контракты во Львов, также и в Дрезден путешествовали под чужими имянами, что Костюшко, бывши прежде открытия революции в Кракове, ездил в Сицилию для свидания с Малаховским, которой тогда находился в Неаполе, что все секретные бумаги находились у Лядуховскаго и Капустаса, но прежде объявления настоящаго плана повещено было войскам, дабы они находились в готовности к конфедерации и ежели будут требовать оружия, то не слагали бы онаго, отчего в бригаде Мадалинскаго и началось первое возмущение, так же и произшествие в Варшаве возпоследовало, что как в Белоруссии, так и Малороссии, так и во всей России хотели заводить подобной бунт и для того искали в Варшаве людей, которые бы могли быть к тому употреблены с успехом и завести связи с какими-нибудь большими и знатными фамилиями. А дабы подкрепить такое предприятие, то предполагая, что российские войски будут разбиты, надлежало бы польской армии итти тремя колоннами и из них одной прямо в Белоруссию, другой — в закордованной Россиею новой край, а третей — в пруския границы, над которою надлежало иметь команду пребывающему в Варшаве шведскому посланнику Толю. И когда в разсуждении диверсий сей пруския войски обратились бы на защищение оных, тогда австрийския впали бы в Силезию и разпростанилось бы таким образом пламя войны во всех местах тем больше, что в Берлине и Бреславле, что в Силезии в то же самое время открылось бы возмущение, в котором польские заговорщики имели великую надежду, и что в закордованном Россиею краю надлежало принять команду над бывшими польскими войсками шефу Дзялинскому и под ним Прозору, которой был во французской службе офицером, а генерала Любовицкаго, лиша оной, застрелить.
Такие предположения о произведении в новоприсоединенных к России областях возмущения Прозор открыл умершему Вечфинскому, а он сказал ему, Павше...
РДАСА. Ф. 7. Воп. 2. Спр. 2869, частка І. Л. 73 адв.–76 адв.
1. Пра смаленскае следства гл.: Макарова Г.В. Новые материалы о пребывании участников движения Т.Костюшко в России // Славяноведение. 1994. № 3. С. 43–50; Яна ж. Действия родственников и друзей, оказавшихся в России участников движения Тадеуша Костюшко, направленные на облегчение их участи //ХVІІІ век: Славянские и балканские народы и Россия. М., 1998. С. 165–173; Анішчанка Я. Сакрэты Смаленскага следства // Беларускі гістарычны часопіс. 1994. № 1. С. 53–56.
2. Анішчанка Я. Статут жыцця Ясінскага // Маладосць. 1998. № 2. С. 223–226; Mościcki H. General Jasinski i powstanie Kościuszkowskie. Warszawa, 1917. S. 116; Sułek Z. Sprzysięzenie Jakuba Jasienskiego. Warszawa, 1982. S. 48.
3. Mościcki H. General Jasinski... S. 98, 108, 115; Sułek Z. Sprzysięzenie... S. 35, 40, 50 – 57.
4. Sułek Z. Sprzysięzenie... S. 63, 66, 70, 71; Dubiecki M. Karol Prozor, oboźny Wielkiego Księstwa Litewskiego... Kraków, 1897. S. 167 – 170.
Падрыхтаваў Я. Анішчанка
(Беларускі археаграфічны штогоднік.
Вып. 1. Мінск, 2000)
18 октября 1794 года. Отрывок из оправдания на смоленском следствии надворного маршалка С. Солтана личной непричастности к подготовке литовского восстания
1. На верность и подданство ея императорскому величеству присягал по присоединении белорусских губерний, но, продав бывшее во оных имение свое, ныне никакого в российском кордоне не имеет. Причину ареста своего относит он принятому на него подозрению только, что не приступил к тарговицкой конфедерации, а более не знает ничего и кроме публичных, присыланных к нему ведомостей из Варшавы, ни от кого из тамошних жителей писем не получал и сам не переписывался.
2. Тесного дружества не имел с Прозором, который был у него в марте месяце…
3. Что Прозор, будучи у нево, показывал ему план, составленной Игнатием Потоцким, аббатом Колонтаем, Костюшкою и сего последняго письма, без означения имяни к кому оныя писаны, ибо их надлежало употребить кому-нибудь из надежных в поветах жителей, дабы они составили себе партию и по плану уведомляли Костюшку о числе приступивших ко оной, о количестве войск российских и польских, о магазейнах и что в них находится. Из сих писем Прозор хотел дать и ему, Солтану, несколько для вручения тем, кто оныя без сомнения принять согласится. Но он не взял, сказывая ему, что может найти таких людей, которыя лучше знают и свойство и образ мыслей жителей. После поехал Прозор в Вильну, долженствуя оттуда отправитца в Украину, где, как сам говорил, имел сообщников. От него же, Прозора, ехавшего чрез Дрезден, он, Солтан, получил и от брата своего Вейсенгофа письмо, в котором три или четыре строки написаны шифрами следующего содержания: “Прозор был здесь и везет план, но прошу вас оным не спешить”. Но того письма он Прозору не показывал и после более писем от брата своего не получал. О посторонних пособиях он не известен, кроме сказаннаго ему Прозором, что во Франции обещаны деньги и уже в тамошнем конвенте о том употребляются старания. Надеялись, однако, что к сему плану многия пристанут из общаго неудовольствия, произведеннаго несправедливостями и притеснениями Косаковскаго и его сообщников.
Далее |
