(из книги И. С. Фишмана "Воспоминания и размышления"
Итак, мой отец был мелким торговцем. Его лавка имела размер 2х3 квадратных метра. Торговали в ней всевозможными товарами. Там были и керосин, и подсолнечное масло, шорные товары, конфеты и мыло, мануфактура. Об обороте такой лавки можно судить по тому, что в великий базарный день, вечером, вся выручка выкладывалась на стол и всеми пересчитывалась. Как я помню, она составляла 14 рублей. Все же это было достаточно, чтобы 8 человек могли существовать. Несмотря на скудные средства существования, мы не были самыми бедными. Отца своего я помню плохо. Знаю, что он был черноволосым, высокого роста и, по-видимому, красивым мужчиной. Зимой 1921 года отец был расстрелян.
Зимой 1921 года, мне было тогда 6 лет, в местечке Хойники, что в Беларуси, случился еврейский погром. Банда генерала Булак-Балаховича, или, как их в нашей среде называли, "балаховцы", ворвалась в местечко, громили еврейские дома, забирали ценности, насиловали и убивали людей. Перед уходом они потребовали от каждого главы семьи достать и передать им определенное количество золота и драгоценностей. Мой отец, Самуил Моисеевич, был бедным лавочником, а вообще - никем, поскольку лавка полностью была на попечении матери, а сам он день и ночь пребывал в синагоге, которая, кстати, находилась рядом с нашим домом, на Школьной улице, изучал талмуд и известные комментарии к нему. Естественно, никаких драгоценностей у него не было: ни золота, ни бриллиантов. Он вместе с другими спрятался было в ближайшем лесу, но страх за семью, заставил его выйти из леса и вернуться домой. Здесь, вернее в самой синагоге, его вместе с другими бедолагами схватили и хладнокровно расстреляли. Но об этом я узнал позже. Тогда же мне запомнилось холодное февральское утро, мы сидели перед заиндевевшим маленьким окошечком и смотрели на улицу. Там длинной вереницей тянулись обозы саней с трупами расстрелянных евреев. Как мне рассказывали, их было 60 человек, среди них мой несчастный отец. Это уже был финал трагедии. Но я помню и некоторые детали погрома.
Нас было 8 человек - мать и семеро мальчиков, старшему из которых, Мотке, было 15 лет, а младший - Генах был еще грудным. Помню этих бандитов, высоких, здоровых и, как мне казалось, почти поголовно рыжих. Половину дома у нас занимала горбатая тетка по папиной линии Ента; там мы и прятались всей семьей. Однажды, помню, когда моя мать стала просить одного из балаховцев оставить наш дом, ссылаясь при этом на нашу бедность и на малолетних детей, тот бросил в нее изо всех сил топор, и только случайно мать увернулась, спрятавшись за косяк двери. Еще помню тетю Нету по папиной линии. Она оказалась как-то в нашем доме, и я видел, как трое бандитов ее схватили и поволокли в спальню. У нее были роскошные черные волосы, ниспадавшие до плеч, и белое чистое тело. Она была одета в ночную рубаху до пят. Она отчаянно сопротивлялась. Вспоминая этот эпизод, я долго и, к своему стыду даже много лет спустя, будучи уже взрослым, не мог понять, зачем бандиты таскали мою тетю в спальню... Погром длился почти неделю. Все это время мы ничего не ели, и, как ни странно, нам есть не хотелось. Наши детские души были переполнены страхом. Страх полностью лишил нас аппетита.